Джордж Оруэлл – цитаты
(страница 8)
Если он думает, что взлетает с пола, и я одновременно думаю, что вижу это, так оно и есть.
Они могут выяснить до мельчайших подробностей все, что ты делал, говорил и думал, но душа, чьи движения загадочны даже для тебя самого, остается неприступной.
Неужели вам непонятно, что смерть индивида – это не смерть? Партия бессмертна.
Политический язык — и это относится ко всем политическим партиям, от консерваторов до анархистов, — предназначен для того, чтобы ложь выглядела правдой, убийство — достойным делом, а пустословие звучало солидно.
Литература, имеющая хоть какую-то ценность, возможна лишь при условии, что пишущий ощущает истинность того, что он пишет.
Любопытна человеческая уверенность в праве поучать, наставлять вас на путь истинный, едва доход ваш падает ниже определенной суммы.
На что способен человек с мозгами! Мозги и из ничего добудут деньги.
Но все же кое-что, слегка схватив бедняцкого лиха, я усвоил. Я никогда уже не буду думать о бродягах, что все они пьяницы и мерзавцы, не буду ждать благодарности от нищего, которому я бросил пенни, не буду удивляться слабоволию тех, кого выгнали с работы, не буду опускать монеты в кружку Армии спасения, отказываться на улице от рекламных листовок и наслаждаться угощением в шикарных ресторанах. Начало есть.
Нация полностью использует свой потенциал тогда, когда каждый способен получить работу, к которой пригоден.
Опускаться легко, конкуренты тут не теснят.
Безденежье не спасает от денег, а как раз полностью им подчиняет.
Общий настрой нынче: все оптимально, обтекаемо, с глянцем и обязательно из заменителя.
Если убита женщина, первым подозревают ее мужа — вот вам вся правда о том, что народу втайне думается насчет брака.
Когда война становится бесконечной, она перестает быть опасной.
Он знал, что не прав, и держался за свою неправоту.
От усталости Уинстон превратился в студень. Студень — подходящее слово. Он чувствовал себя не только дряблым, как студень, но и таким же полупрозрачным.
Партия велела тебе не верить своим глазам и ушам. И это её окончательный, самый важный приказ.
Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне.
Тому, кто правит и намерен править дальше, необходимо умение искажать чувство реальности.
Приходилось жить — и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, — с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и каждое твое движение, пока не погас свет, наблюдают.