Мишель де Монтень – цитаты
(страница 4)

Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.

Лучшие души — те, в которых больше гибкости и разнообразия.

Назовите мне какое-нибудь самое чистое и выдающееся деяние, и я берусь обнаружить в нем, с полным правдоподобием, полсотни порочных намерений.

Пусть детство смотрит вперед, старость — назад: не это ли обозначали два лица Януса?

Пытливости нашей нет конца: конец на том свете.

Столько имен, столько побед и завоеваний, погребенных в пыли забвения, делают смешною нашу надежду увековечить в истории свое имя захватом какого-нибудь курятника, ставшего сколько-нибудь известным только после своего падения.

Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.

Ученость, как таковая, сама по себе есть нечто безличное. Для благородной души она может быть добавлением очень полезным, для какой-нибудь иной — вредоносным и пагубным. Вернее было бы сказать, что она вещь драгоценная для того, кто умеет ею пользоваться.

Чаще всего мы больше радуемся детским шалостям, играм и проделкам наших детей, чем их вполне сознательным поступкам в зрелом возрасте, словно бы мы их любили для нашего развлечения, как мартышек, а не как людей.

Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть.

Бич человека — это воображаемое знание.

Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарств.

В каждом государстве жажда славы растет вместе со свободой подданных и уменьшается вместе с ней: слава никогда не уживается с рабством.

В начале всяческой философии лежит удивление.

Доблесть, которою так жаждут прославиться, может проявиться при случае столь же блистательно, независимо от того, надето ли на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себя дома или в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена для удара.

Если бы мне было дано вытесать себя по своему вкусу, то нет такой формы — как бы прекрасна она ни была, — в которую я желал бы втиснуться, с тем чтобы никогда уже с нею не расставаться.

Красноречие, отвлекая внимание на себя, наносит ущерб самой сути вещей.

Кто боится страдания, тот уже страдает от боязни.

Мы не в силах придумать человеку лучшую похвалу, чем сказав, что он одарен от природы.

Мы не привыкли искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от нее главной помощи, несмотря на то, что именно она — единственная и полновластная госпожа и нашего состояния, и нашего поведения.