Джордж Оруэлл – цитаты
(страница 4)
Словно какая-то исполинская сила давила на тебя – проникала в череп, трамбовала мозг, страхом вышибала из тебя свои убеждения, принуждала не верить собственным органам чувств. В конце концов, партия объявит, что дважды два – пять, и придется в это верить.
Партия велела тебе не верить своим глазам и ушам. И это её окончательный, самый важный приказ.
Каждому время от времени хочется побыть одному. И когда человек находит такое место, те, кто об этом знает, должны хотя бы из простой вежливости держать эти сведения при себе.
До чего легко представляться идейным, не имея даже понятия о самих идеях.
Поскольку сверхдержавы непобедимы, каждая представляет собой отдельную вселенную, где можно предаваться почти любому умственному извращению.
Никакой рост благосостояния, никакое смягчение нравов, никакие революции и реформы не приблизили человеческое равенство ни на миллиметр. С точки зрения низших, все исторические перемены значили немногим больше, чем смена хозяев.
Пролетариев бояться нечего. Предоставленные самим себе, они из поколения в поколение, из века в век будут все так же работать, плодиться и умирать, не только не покушаясь на бунт, но даже не представляя себе, что жизнь может быть другой.
Если человеческое равенство надо навсегда сделать невозможным, если высшие, как мы их называем, хотят сохранить свое место навеки, тогда господствующим душевным состоянием должно быть управляемое безумие.
Власть – это власть над людьми, над телом, но самое главное – над разумом. Власть над материей – над внешней реальностью, как вы бы её назвали, — не имеет значения.
Человечество стоит перед выбором: свобода или счастье, и для подавляющего большинства счастье – лучше.
Теперь, когда он понял, что он мертвец, важно прожить как можно дольше.
Всякий писатель, который становится под партийные знамёна, рано или поздно оказывается перед выбором — либо подчиниться, либо заткнуться.
От слов «Я вас люблю» нахлынуло желание продлить себе жизнь.
От усталости Уинстон превратился в студень. Студень — подходящее слово. Он чувствовал себя не только дряблым, как студень, но и таким же полупрозрачным.
Одиночество и покой он ощущал физически, так же, как мягкость кресла, как ветерок из окна, дышавший в щеку.
Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила.
Он знал, что не прав, и держался за свою неправоту.
Когда война становится бесконечной, она перестает быть опасной.
В завоевание мира больше всех верят те, кто знает, что оно невозможно.
Нынче не может быть ни чистой любви, ни чистого вожделения. Нет чистых чувств, все смешаны со страхом и ненавистью. Их любовные объятия были боем, а завершение — победой. Это был удар по партии. Это был политический акт.