Цитаты из книги “Анна Каренина”, Лев Николаевич Толстой
(страница 2)

Он не мог подолгу смотреть на неё, как на солнце, но видел её, как солнце, и не глядя.

Весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете.

Женщина — это главный камень преткновения в деятельности человека. Трудно любить женщину и делать что-нибудь.

Узнав одну свою жену (как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их тысячи.

Оскорблять можно честного человека и честную женщину, но сказать вору, что он вор, есть только la constatation d'un fait (установление факта).

Большею частью бывает, что споришь горячо только оттого, что никак не можешь понять, что именно хочет доказать противник.

Это наше русское равнодушие — не чувствовать обязанностей, которые налагают на нас наши права, и потому отрицать эти обязанности.

Не вспоминая ни своих, ни его слов, она чувством поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и она была испугана и счастлива этим.

Это не тоска, не скука, а гораздо хуже. Как будто всё, что было хорошего во мне, всё спряталось, а осталось одно самое гадкое.

Человек верующий не может быть несчастлив, потому что он не один.

Многие семьи по годам остаются на старых местах, постылых обоим супругам, только потому, что нет ни полного раздора, ни согласия.

Она ревновала его не к какой-нибудь женщине, а к уменьшению его любви.

Проигранные сражения обычно начинаются с удачных выстрелов.

Женщина, которая не угадала сердцем, в чем лежат счастье и честь ее сына, у той нет сердца.

Браками по рассудку мы называем те, когда уже оба перебесились.

— Женщины, видишь ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай её, всё будет совершенно новое.

Это немножко нескромно, но так мило, что ужасно хочется рассказать.

Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его. И, несмотря на то, он чувствовал, что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть разорвана.

Мы любим себе представлять несчастие чем-то сосредоточенным, фактом свершившимся, тогда как несчастие никогда не бывает событие, а несчастие есть жизнь, длинная жизнь, несчастная, то есть такая жизнь, в которой осталась обстановка счастья, а счастие и смысл жизни — потеряны.

Мне, главное, не хотелось бы, чтобы думали, что я что-нибудь хочу доказать. Я ничего не хочу доказывать, я просто хочу жить; никому не делать зла, кроме себя.