Эрих Мария Ремарк – цитаты
(страница 29)
Если смысл жизни действительно познаваем, то достаточно было бы и одной книги. Но где она, эта книга?
Моя комнатенка полна теней и отблесков, и вдруг одиночество, словно обухом, оглушает меня из-за угла.
— Счастье, несчастье — это все громкие, напыщенные понятия минувшего столетия. Даже не знаю, чем бы я хотела их заменить. Может — одиночество и иллюзия неодиночества?
Мимо них молча проходила вереница людей. Нагнувшись, всматривались они в бледные окостеневшие лица и искали близких. Гребер тоже примкнул к этой веренице. Какая-то женщина в нескольких шагах впереди вдруг опустилась наземь перед одним из мертвецов и зарыдала. Остальные молча обошли женщину и продолжали свой путь...
История искусства — это история страдания тех, кто ее создавал.
Очутиться лицом к лицу со смертью — совсем иное, чем говорить о ней.
Вы заметили, что священники и генералы доживают до глубокой старости? Ведь их не точит червь сомнений и тревог. Они много бывают на свежем воздухе, занимают свою должность пожизненно, и думать им незачем. У одного есть катехизис, у другого — воинский устав. Это сохраняет им молодость. Кроме того, оба пользуются величайшим уважением. Один имеет доступ ко двору Господа Бога, другой — кайзера.
У неё болезнь, носящая некрасивое и несколько фантастическое название — шизофрения.
Чей-то приказ превратил эти безмолвные фигуры в наших врагов; другой приказ мог бы превратить их в наших друзей. Какие-то люди, которых никто из нас не знает, сели где-то за стол и подписали документ, и вот в течение нескольких лет мы видим нашу высшую цель в том, что род человеческий обычно клеймит презрением и за что он карает самой тяжкой карой.
Мир не стоит на месте. И если отчаиваешься в собственной стране, надо верить в него. Затмение солнца возможно, но только не вечная ночь. Во всяком случае, на нашей планете. Не надо так быстро сдаваться и впадать в отчаяние.
Воспоминания, если уж хочешь ими пользоваться, надо держать под неусыпным контролем, как яд, иначе они могут и убить.
Несчастлив бываешь, когда близкий человек умирает, но не когда он уходит, пусть даже надолго, пусть навсегда.
Странная вещь — физическое превосходство. Это самое примитивное, что есть на свете. Оно не имеет ничего общего со смелостью или мужеством. Револьвер в руках какого-нибудь калеки сразу сводит это превосходство на нет. Все дело просто в количестве фунтов веса и мускулов. И всё же чувствуешь себя обескураженным, когда перед тобой вырастает их мертвящая сила. Каждый знает, что подлинное мужество — это нечто совсем другое и что в минуту настоящего испытания гора мускулов может вдруг жалко спасовать.
Впрочем, если умеешь смеяться, в нынешнем мире можно найти много смешного.
Жестокий век. Мир завоевывается пушками и бомбардировщиками, человечность - концлагерями и погромами. Мы живем в такие времена, когда все перевернулось. Агрессоры считаются сейчас защитниками мира, а те, кого травят и гонят - врагами мира. И есть целые народы, которые верят этому!
Любое положение лучше, чем война.
— Во что же ты веришь?
— В то, что с каждым днем становится хуже.
А жизнь, хорошая или плохая, все равно есть жизнь, это замечаешь, только когда вынужден ею рисковать.
Обладание само по себе уже утрата. Никогда ничего нельзя удержать, никогда!
Я, например, очень люблю, когда в воскресенье идёт дождь. Как-то больше чувствуешь уют.