Цитаты из книги “Черный обелиск”, Эрих Мария Ремарк

Человек живет на семьдесят пять процентов исходя из своих фантазий, и только на двадцать пять — исходя из фактов; в этом его сила и его слабость.

Почему вы рассуждаете о жизни вместо того, чтобы ощущать её?

Стань богаче других, если тебя злит их богатство.

Вероятно, все мы боимся, как бы не наговорить громких слов. С их помощью люди так нестерпимо много налгали. Может быть, мы боимся и наших чувств. Мы уже не доверяем им.

Мы то и дело забываем, что живем на этой планете лишь недолгий срок. И потому страдаем совершенно ложным комплексом мировой скорби. Словно нам предстоит жить вечно.

— Какие же вы еще мальчишки!
— И хотим остаться ими. Стареть – дело самое простое.

Ценность утраченного познаешь, только когда оно ускользает.

Я люблю тебя и знаю, что никогда никого не буду так любить, как тебя, потому что никогда уже не буду таким, какой я сейчас, в это мгновение, оно уже проходит, пока я о нем говорю, и я не могу удержать его, даже если бы отдал за него свою жизнь.

— В качестве кого же ты хочешь идти в мир?
— Просто как искорка жизни, которая попытается не угаснуть.

Мне бы еще хотелось быть глупым, лучезарно глупым. В наше время это величайший дар.

А жизнь, хорошая или плохая, все равно есть жизнь, это замечаешь, только когда вынужден ею рисковать.

— А в чем смысл жизни?
— Спать, жрать и лежать с женщиной.

Если судить по извещениям о смерти и некрологам, то можно вообразить, что человек — абсолютнейшее совершенство, что на свете существуют только благороднейшие отцы, безупречные мужья, примерные дети, бескорыстные, приносящие себя в жертву матери, всеми оплакиваемые дедушки и бабушки, дельцы, в сравнении с которыми даже Франциск Ассизский покажется беспредельным эгоистом, любвеобильнейшие генералы, человечнейшие адвокаты, почти святые фабриканты оружия — словом, если верить некрологам, оказывается, на земле живут целые стаи ангелов без крыльев, а мы этого и не подозревали.

Моя комнатенка полна теней и отблесков, и вдруг одиночество, словно обухом, оглушает меня из-за угла.

Только идиоты утверждают, что они не идиоты. Противоречить им бесполезно.

Мне начинает казаться, что с истиной о смысле жизни дело обстоит примерно так же, как с жидкостями для ращения волос: каждая фирма превозносит свою, как единственную и совершенную, а голова Георга Кроля, хотя он их все перепробовал, остается лысой, и ему следовало это знать с самого начала. Если бы существовала жидкость, от которой волосы действительно бы росли, то ею одной люди и пользовались бы, а изобретатели всех других давно бы обанкротились.

— Каково ваше мнение о жизни? — спрашиваю я.
Он задумывается:
— Утром другое, чем вечером, зимой другое, чем летом, перед едой другое, чем после, и в молодости, вероятно, другое, чем в старости.
— Правильно. Наконец-то я слышу разумный ответ.
— Ну и хорошо, только, если вы сами знаете, зачем тогда спрашивать?
— Спрашивать полезно для самообразования. Кроме того, я утром ставлю вопрос иначе, чем вечером, зимой иначе, чем летом, и до спанья с женщиной иначе, чем после.

— Вы не поверите, какой глупой вам покажется ваша теперешняя жизнь, когда вам будет семьдесят.
— В этом я отнюдь не уверен, она мне и теперь уже кажется довольно глупой.

Измена? Какое вульгарное название для тончайшей, высшей неудовлетворенности, для поисков все большего, большего...

Каждая женщина врет, а если не врет, так ей грош цена.