Стефан Цвейг – цитаты
(страница 5)
С тех пор как я начал понимать самого себя, я понимаю также многое другое.
Когда человек потерял всё, то за последнее он борется с остервенением.
Когда человек молод, ему всегда кажется, что болезнь и смерть грозят кому угодно, но только не ему.
Страх ожидания какого-либо события подчас непереносимее самого события.
Именно там, где господствует ужасная смерть, в людях как противодействие непроизвольно растет человечность.
Каждая тень, в конечном счете, тоже дитя света, и лишь тот, кто познал светлое и темное, войну и мир, подъем и падение, лишь тот действительно жил.
Чем добросовестнее изучаешь источники, тем с большей грустью убеждаешься в сомнительности всякого исторического свидетельства.
Такова уж природа человека, что, оказавшись между двумя лагерями, двумя идеями, спорящими, быть или не быть, он не может устоять перед соблазном примкнуть к той или другой стороне, признать одну правой, а другую неправой, обвинить одну и воздать хвалу другой.
Все запутанное по самой природе своей тяготеет к ясности, а все тёмное — к свету.
Самая высокая, самая чистая идея становится низкой и ничтожной, как только она дает мелкой личности власть совершать ее именем бесчеловечное.
Лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг.
Нет более безнадёжного занятия, чем рисовать пустоту, нет ничего труднее, чем живописать однообразие.
Шахматы — как и любовь — требуют партнера.
Всегда, прежде чем может быть возведено что-то новое, должен быть поколеблен авторитет уже существующего.
Пафос позы не служит признаком величия; тот, кто нуждается в позах, обманчив. Будьте осторожны с живописными людьми.