Ненависть – цитаты
(страница 2)
Мы ходим на работу, которую ненавидим, чтобы купить барахло, которое нам не нужно.
Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву.
Нет заблуждения большего, чем ненависть, и нет ничего величественней терпения. Поэтому я стремлюсь всегда и везде учиться терпению.
Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.
Ничто так не портит народ, как привычка к ненависти.
Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это яд, тем более опасный, что он приятен.
Ненавистью не одолеть ненависть. Лишь любовью ненависть побеждается. Это вечный закон.
Болото всегда ненавидит гору. И чем выше гора, тем больше это раздражает болото.
Какой-то мудрец сказал, что на свете существует три сорта друзей: друзья, которые нас любят, друзья, которые нас не любят, и друзья, которые нас ненавидят.
Мне всегда была ненавистна роль наблюдателя. Что же я такое, если я не принимаю участия? Чтобы быть, я должен участвовать.
Человек велик в своих высших проявлениях. В искусстве, в любви, в глупости, в ненависти, в эгоизме и даже в самопожертвовании. Но то, что больше всего недостаёт нашему миру, — это известная, так сказать, средняя мера доброты.
Человеческим существам нравится, когда им говорят, что следует делать, однако ещё больше им нравится сопротивляться и не делать того, о чём им говорили. Именно поэтому они прежде всего запутываются в ненависти к тому, кто им советует что-то делать.
Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.
Если ты когда-нибудь осмелишься сразиться с ненавистью, то для этого есть лишь одно оружие — Любовь.
Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины.
Каждый час, посвящённый ненависти, — вечность, отнятая у любви.
Я ненавижу людей, чтоб их не презирать, потому что иначе жизнь была бы слишком отвратительным фарсом.
В мире, полном ненависти, нужно уметь надеяться. В мире, полном зла, нужно уметь прощать. В мире, полном отчаяния, нужно уметь мечтать. В мире, полном сомнений, нужно уметь верить.
Во все времена бедные, а их в миллионы раз больше, не приемлют богатых, ненавидят их. Но вот парадокс — все хотят при этом быть миллиардерами.
Наша ненависть бывает особенно низкой, злобной и жестокой, когда она несправедлива.