История – цитаты
(страница 3)
Маятник истории постоянно движется от абсолютизма к демократии и обратно, набирая скорость в революциях и войнах, разрушающих социальные уклады.
Многие памятники представляют собой окаменевшую историческую ложь.
Надобно найти смысл и в бессмыслице, в этом неприятная обязанность историка — в умном деле найти смысл сумеет всякий философ.
Учитесь смотреть в лицо истории, люди. Учитесь смотреть в ее лицо!
История – это не наука о датах. История – это биография народа.
Наша история — дворянское сочинение. Ее переписывали, переписывают и будут переписывать в угоду правящему классу.
Чем, позвольте спросить, была до сих пор культура? Человек убеждал человека быть добрым. Только добрым. А куда прикажете распихать остальное? История распихивала так и сяк, где внушением, где принуждением, но в конце концов всегда что-то не помещалось, выпирало, вылезало наружу.
История — не веревка, ее заново не свяжешь, однажды разрубив. Понадобится новая веревка, которую и начнут вить из народа.
До настоящего времени текст исторического повествования даётся войной, и только примечания к тексту — миром.
Одна страница истории ценнее целого тома логики.
История — это бремя, а легенда — крылья.
История есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия...
Как и большинство людей «с образованием», историю она практически не знала.
Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново — столько раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом подделку.
На протяжении всей зафиксированной истории и, по-видимому, с конца неолита в мире были люди трех сортов: высшие, средние и низшие. Группы подразделялись самыми разными способами, носили всевозможные наименования, их численные пропорций, а также взаимные отношения от века к веку менялись; но неизменной оставалась фундаментальная структура общества.
Не история принадлежит нам, а мы принадлежим истории.
Роли в истории распределяет не тот, кто ее делает, а тот, кто ее пишет.
История похожа на спектакль, в котором обновляются костюмы, декорации, имена действующих лиц. Содержание остается неизменным.
По мере того, как постепенно проливается свет на тайны нашей истории, у нас все больше темнеет в глазах.
Двадцатый век не нуждался в цирках — он превратил в цирк саму историю.