Игорь Губерман – цитаты
(страница 6)

Сочтя свои утраты и потери,
поездивши по суше и воде,
я стал космополитом в полной мере:
мне жить уже не хочется нигде.

Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.

Есть одна загадочная тема,
к нашим относящаяся душам:
чем безумней дряхлая система,
тем опасней враз ее разрушить.

Куда по смерти душу примут,
Я с Богом торга не веду.
В раю намного мягче климат,
Но лучше общество в аду.

Сбываются — глазу не веришь —
мечты древнеримских трудящихся:
хотевшие хлеба и зрелищ
едят у экранов светящихся.

Мир зол, жесток, бесчеловечен
и всюду полон палачей,
но вдоль него, упрям и вечен, –
добра струящийся ручей.

Легчает русский быт из года в год,
светлей и веселей наш дом питейный,
поскольку безыдейный идиот
гораздо безопасней, чем идейный.

Компотом духа и ума
я русской кухне соприроден:
Россия — лучшая тюрьма
для тех, кто внутренне свободен.

Мы дарим женщине цветы,
звезду с небес, круженье бала,
и переходим с ней на ты,
а после дарим очень мало.

Душа не в теле обитает,
и это скоро обнаружат;
она вокруг него витает
и с ним то ссорится, то дружит.

Людьми обнищав, мы сумели воочию
Теперь убедиться на опыте длинном,
Что срезанный слой плодоносящей почвы
Нельзя заменить воспитанием глины.

Я спорю искренне и честно,
Я чистой истины посредник,
И мне совсем не интересно,
Что говорит мой собеседник.

Я храню ещё облик достойный,
Но душевно я выцвел уже.
Испарился мой дух беспокойный,
И увяли мои Фаберже!

Мы после смерти — верю в это —
Опять становимся нетленной
Частицей мыслящего света,
Который льется по Вселенной.

Поневоле сочится слеза
на согретую за ночь кровать:
только-только закроешь глаза,
как уже их пора открывать.

Вся наша склонность к оптимизму –
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.

С поры кафтанов и лаптей
жива традиция в отчизне:
Россия ест своих детей,
чтобы не мучились от жизни.

Россия как ни переменчива,
а злоба прежняя кругом,
Россия горестно повенчана
с несуществующим врагом.

У нас пристрастие к словам —
совсем не прихоть и не мания;
слова необходимы нам
для лжи взаимопонимания.

Повсюду, где варят искусство
из трезвой разумной причины,
выходит и вяло и грустно,
как секс пожилого мужчины.