Джек Керуак – цитаты
(страница 2)
Он был настоящим учителем, и можно утверждать, что он имел все права учить, потому что постоянно учился сам.
Господи, как прав был Хемингуэй, когда сказал, что от жизни нет средства.
Так бывает в лесах, они всегда кажутся знакомыми, давно забытыми, как лицо давно умершего родственника, как давний сон, как принесенный волнами обрывок позабытой песни, и больше всего — как золотые вечности прошедшего детства или прошлой жизни, всего живущего и умирающего, миллион лет назад вот так же щемило сердце, и облака, проплывая над головой, подтверждают это чувство своей одинокой знакомостью.
Если бы я рос благодаря страданию, я уже был бы ростом с этот дом.
Ладно, МИР, — сказал я, — я буду тебя любить.
— Почему небо голубое?
— Потому что — оно голубое.
— Нет, я хочу знать, почему небо голубое.
— Небо голубое, потому что ты хочешь знать, почему оно голубое.
— Чего ты рассиживаешься на заднице весь день?
— Я практикую ничегонеделание.
Лучше спать на неудобной постели свободным, чем на неудобной — несвободным.
Я был счастлив. В одних плавках, босиком, с распущенными волосами, в красной тьме костра я пел, потягивал вино, плевался, прыгал, бегал — вот как надо жить.
Она составила список всех наших имён и всех наших грехов, и попыталась спустить в унитаз у себя на работе, а список был длинный и застрял...
Если не спать под открытым небом, не прыгать по поездам и не делать, что хочется, остаётся одно: с сотней других пациентов сидеть перед миленьким телевизором в шизарне и «находиться под присмотром».
Общительность — всего лишь широкая улыбка, а широкая улыбка — всего лишь зубы.
В этом мире жить невозможно, но больше негде.
Я пялился в унылость собственных дней.
Мне понравился этот человек. Он просто гнулся от воспоминаний.
Недавно я высчитал, что она на тридцать один с четвертью процента англичанка, на двадцать семь с половиной процентов ирландка, на двадцать пять процентов немка, на восемь и три четверти голландка, на семь с половиной шотландка и на сто процентов — настоящее чудо.
Мы оба лежали, глядя в потолок, и думали, что же Господь наделал, когда сотворил жизнь такой печальной.
Они скрепили свои отношения неразрывными, дьявольскими узами круглосуточных разговоров.
Ничего нельзя понять раз и навсегда. Это никому не дано.