Цитаты из книги “Черный обелиск”, Эрих Мария Ремарк
(страница 2)

— Ты любишь меня недостаточно сильно!
— Люблю, как могу.
— Мало. Нет, мало. Никогда нельзя любить достаточно!
— Да, должно быть, никогда не любишь достаточно. В течение всей жизни никогда, никого. Должно быть, всегда любишь слишком мало — и от этого все человеческие несчастья.

Каждый кого-нибудь спасает. Так же как он всегда кого-то убивает. Даже если и не догадывается об этом.

Если от чего-нибудь отказываешься, то не надо это терять совсем. Так поступают только идиоты.

— Почему все люди не могут просто быть счастливы?
— Этого я не знаю. Может быть, потому, что тогда господу богу было бы скучно?
— Нет. Не поэтому.
— А почему же?
— Потому, что он боится.
— Боится? Чего же?
— Если бы все были счастливы, никакой бог не был бы нужен.

То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни.

У неё болезнь, носящая некрасивое и несколько фантастическое название — шизофрения.

Разве ветер запрешь? Чем он станет? Затхлым воздухом.

Никогда не предпринимай никаких сложных ходов, если того же можно достичь гораздо более простыми способами. Это одно из самых мудрых правил жизни. Применять его на деле очень трудно. Особенно интеллигентам и романтикам.

— На хороших манерах нынче далеко не уедешь.
— Нет? А на чем же?
— Нужно иметь чугунные локти и резиновую совесть.

Многие люди добры и честны, пока им плохо живется, и становятся невыносимыми, едва только их положение улучшится, особенно в нашем возлюбленном отечестве.

Деньги — вещь очень важная. Особенно когда их нет.

На фронте, когда нас заставляли присутствовать при богослужении и служители разных вероисповеданий молились о победе немецкого оружия, я размышлял о том, что ведь совершенно так же молятся за победу своих стран английские, французские, русские. американские, итальянские, японские священнослужители, и Бог рисовался мне чем-то вроде этакого озадаченного председателя обширного союза, особенно если молитвы возносились представителями двух воюющих стран одного и того же вероисповедания. На чью же сторону Богу стать? На ту, в которой населения больше или где больше церквей? И как он это так промахнулся со своей справедливостью, если даровал победу одной стране, а другой в победе отказал, хотя и там молились не менее усердно! Иной раз он представлялся мне выгнанным старым кайзером, который некогда правил множеством государств; ему приходилось представительствовать на протяжении долгого времени, и всякий раз надо было менять мундир — сначала надевать католический, потом протестантский, евангелический, англиканский, епископальный, реформатский, смотря по богослужению, которое в это время совершалось, точно так же, как кайзер присутствует на парадах гусар, гренадёров, артиллеристов, моряков.

Смерть одного человека — это смерть, а смерть двух миллионов — только статистика.

Но, видно так уж повелось на свете: когда мы действительно что-то начнём понимать, мы уже слишком стары, чтобы приложить это к жизни, так оно и идёт — волна за волной, поколение за поколением, и ни одно не в состоянии хоть чему-нибудь научиться у другого.

С помощью ловких пропусков, извращений и одностороннего истолкования можно вызвать сомнение в чём угодно и опровергнуть всё на свете.

Мой гнев сильнее стыда, как бывает обычно, когда человеку действительно стыдно и он знает, что ему должно быть стыдно.

- Я не способен ходить по радуге, Изабелла. Но очень хотел бы научиться. А кто способен?
– Никто.
– Никто? И ты тоже нет?
– Никто. Но достаточно, если человек об этом тоскует.

— Видите! Поэтому мы и войну проиграли! Во всём виновата наша расхлябанная интеллигенция и евреи.
— И велосипедисты.
— При чём тут велосипедисты?
— А при чём тут евреи?

Вы заметили, что священники и генералы доживают до глубокой старости? Ведь их не точит червь сомнений и тревог. Они много бывают на свежем воздухе, занимают свою должность пожизненно, и думать им незачем. У одного есть катехизис, у другого — воинский устав. Это сохраняет им молодость. Кроме того, оба пользуются величайшим уважением. Один имеет доступ ко двору Господа Бога, другой — кайзера.

Устала я, и устала от своей усталости.