Борис Львович Васильев – цитаты
(страница 2)
Может, человеческое счастье в том и состоит, чтобы понять, для чего на свете живешь?
Не для пьянства пьем, а только чтоб не отвыкнуть.
Что в ней находится, в данной жидкости? В данной жидкости — семь утопленниц: горе и радость, старость и младость, любовь да сонет, да восемнадцать лет. Все я вспоминаю, как тебя выпиваю.
Красота — это разве когда все одинаковое? Красота это когда разное все.
В спорах с женщиной истина умирает, запомни это и никогда ничего не пытайся доказывать прекрасному полу. У них своя логика и свои аргументы, совершенно непостижимые для нас.
Никогда не ищи любви у сильных мира сего, но требуй уважения, завоеванного тобой.
Он всегда жил одиноко, даже тогда, когда рядом была она, он привык к этому одиночеству, ценил его и гордился им, но при этом знал, что одиночество это — его каприз, а не его судьба. Что есть на свете человек, к которому он в любой миг может приехать просто так, со скуки, или умирать, есть плечо, к которому можно припасть, есть сердце, которое всегда поймет, есть руки, которые в последний раз закроют его глаза. Теперь все исчезло. Плечо было чужим и холодным, руки — неподвижными, а сердце, перестав биться, уже не принадлежало ни ей, ни ему. И по ту сторону гроба сейчас стояла не боль, не тоска: по ту сторону стояло отчаяние глухой одинокой старости. Одиночество стало судьбой.
Знаешь, чем страшна война, кроме жертв, разрушений, горя? Тем, что лишает человека культуры. И не просто лишает, а обесценивает, уничтожает ее.
Молодое счастье всегда эгоистично, и в этом эгоизме его радостная и всесокрушающая сила.
А разве на родину можно обижаться? Родина всегда права. Люди могут ошибаться, могут быть неправыми, даже злыми, но родина злой быть не может, ведь правда? И обижаться на нее неразумно.
Волк и совесть – понятия несовместимые.
Радостной ложкой и пустые щи хлебать весело.
Мне не нравятся шутки, в которых нет места для моего смеха.
Когда страха много, он переходит в другое качество. Он делается заразным, как сыпняк, заражает сперва семьи, потом — общество, целые классы, весь народ.
— Дурак. И это — на всю жизнь, как родимое пятно.
Не знаю, как там другие народы, а мы, русские, хорошо понимаем друг друга только в беде.
Человек потому и человек, что страдает от отсутствия справедливости больше, чем от отсутствия хлеба.
У женщины есть вечный страх за мужчину, а у мужчины есть вечный долг перед женщиной.
Неевклидова геометрия логики истинно благородного человека и заключается в том, что из него невозможно вышибить понятие чести: ему легче умереть с нею, чем жить без нее.
Под чужую музыку женщины лишь исполняют танцы. А танцуют только под свою.
Загрузка ...