Альбер Камю – цитаты
(страница 3)

Без отчаяния в жизни нет и любви к жизни.

Именно свободный выбор создаёт личность. Быть — значит выбирать себя.

Друзей у меня нет, есть только сообщники.

"Падение"

Сексуальная жизнь была дана человеку, дабы сбить его с пути истинного. Это его опиум. Она все усыпляет.

Чем меньше в жизни смысла, тем лучше она прожита.

То, что является причиной для жизни, может являться также отличной причиной для смерти.

Абстракция — проявление разочарования действительностью.

Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. Именно это имеет в виду Жильсон, когда говорит, что на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкрепленный цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьез.

Великий вопрос жизни — как жить среди людей.

Философии значат столько, сколько значат философы. Чем больше величия в человеке, тем больше истины в его философии.

Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин.

Я не люблю чужих секретов. Но мне интересны чужие признания.

Я самозабвенно люблю эту жизнь и хочу безудержно говорить о ней: она внушает мне гордость за мою судьбу — судьбу человека. Однако мне не раз говорили: тут нечем гордиться. Нет, есть чем: этим солнцем, этим морем, моим сердцем, прыгающим от молодости, моим солоноватым телом и необъятным простором, где в желтых и синих тонах пейзажа сочетаются нежность и величие.

"Бракосочетание в Типаса"

Свободная печать бывает хорошей или плохой, это верно. Но еще более верно то, что несвободная печать бывает только плохой.

Человек чувствует себя одиноким, когда он окружён трусами.

Малодушие всегда найдет себе философское оправдание.

Важный вопрос, который следует разрешить на практике: можно ли быть счастливым и одиноким?

Другой человек всегда остается для нас непознанным, в нем всегда есть нечто не сводимое к нашему познанию, ускользающее от него.

Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существует два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.

Связью с людьми мы обязаны лишь своим собственным усилиям: стоит перестать писать или говорить, стоит обособиться, и толпа людей вокруг вас растает; понимаем, что большая часть этих людей на самом деле готовы отвернуться от нас (не из злобы, а лишь из равнодушия), а остальные всегда оставляют за собой право переключить свое внимание на что-нибудь другое; в эти дни мы понимаем, сколько совпадений, сколько случайностей необходимы для рождения того, что называют любовью или дружбой, и тогда мир снова погружается во мрак, а мы – в тот лютый холод, от которого нас ненадолго укрыла человеческая нежность.