Цитаты из книги “Волхв”, Джон Фаулз
(страница 2)

— Труд сделал из обезьяны человека.
— Из меня он человека не сделает.
— Вы против Маркса?
— Я против мозолей.

Я не хочу делать тебе больно, а чем больше я лезу к тебе, тем тебе больнее. И не хочу, чтобы ты делал мне больно, а чем больше ты меня отталкиваешь, тем больнее мне.

Иногда красота — это внешнее. Как обертка подарка. Но не сам подарок.

Потоки слов дрожали на моем языке, в моем сердце; и умирали невысказанными.

Вот она, истина. Не в серпе и молоте. Не в звездах и полосах. Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В улыбке.

Я арифметическая сумма бесчисленных заблуждений.

Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя.

Принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть.

Я не трачу время на то, чтобы проповедовать глухим.

Я всегда считал (и не из одного только напускного цинизма), что уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом...

– Знаешь, сколько мужчин у меня было за эти два месяца?
– Пятьдесят?
Она не улыбнулась.
– Если б пятьдесят, я не мучилась бы с выбором профессии.

Любая игра между мужчиной и женщиной, по каким бы правилам ни велась, имеет чувственную подоплеку.

Предоставлять свою судьбу случаю — все равно что идти ко дну.

Есть три вида умных людей: первые столь умны, что, когда их называют умными, это выглядит справедливым и естественным; вторые достаточно умны, чтобы отличить правду от лести; третьи скорее глупы, ибо все принимают на веру.

Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.

— Род человеческий — ерунда. Главное — не изменить самому себе.
— Но ведь Гитлер, к примеру, тоже себе не изменял.
— Верно. Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чем трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра.

Нас будто заперли в пыточной камере. Все еще любящих, но прикованных к противоположным стенам, чтоб вечно смотрели и никогда не могли коснуться друг друга.

И мы занялись любовью; не сексом, а любовью; хотя секс был бы гораздо благоразумнее.

Грех деньгами не замолишь.

Тех, кто побывал на фронте, мы отличали с первого взгляда. Новобранцы, которые с песнями шли навстречу гибели, были заморочены военной романтикой. Но остальные — военной действительностью, властительной пляской смерти. Будто унылые старики, какие торчат в любом казино, они знали, что в конце концов проигрыш обеспечен. Но не решались выйти из игры.