Михаил Булгаков – цитаты
(страница 8)
– А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете, – кот полез в лунный столб и хотел еще что-то говорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: – Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, – замолчал.
Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.
За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!
- А что это за шаги такие на лестнице?
- А это нас арестовывать идут.
- А, ну-ну.
Интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье от первого до последнего слова.
Я о милосердии говорю... Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки.
Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
- Швондера я собственноручно сброшу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского.
- Прошу занести эти слова в протокол!
Неприличными словами не выражаться!
- Бить будете, папаша?
— Как же вам угодно именоваться?
— Полиграф Полиграфович.
Отлезь, гнида!
Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!
Ничего делать сегодня не будем. Во-первых, кролик издох, а во-вторых, сегодня в Большом - "Аида".
— Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?
— Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош.
— Ничего подобного! На нем есть теперь калоши и эти калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли весной 1917 года.
— Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом лица, которых, я уверена, мы еще разъясним, вас следовало бы арестовать.
— А за что?
— Вы ненавистник пролетариата!
— Да, я не люблю пролетариата.
— Я - Швондер!
- Я вам, сударыня, вставляю яичники обезьяны.
В очередь, сукины дети, в очередь!
Абыр-валг!
Загрузка ...