Михаил Булгаков – цитаты
(страница 10)
Запомните: человек, живущий в Париже, должен знать, что русский язык пригоден лишь для того, чтобы ругаться непечатными словами или, что еще хуже, провозглашать какие-нибудь разрушительные лозунги. Ни то ни другое в Париже не принято.
У нас трагедии начинаются. Бронепоезд параличом разбило. С палкой ходит бронепоезд, а пройти не может.
Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть.
Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях ненужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт.
О, только тот, кто сам побеждён, знает, как выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение, на протухшее постное масло, на матерную ругань женскими голосами в темноте. Словом, оно похоже на смерть.
Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные.
Вот бывают же такие письма. Только возьмешь в руки конверт, а уже знаешь, что там такое.
Была бы кутерьма, а люди найдутся.
Есть же такая сила, что заставляет иногда глянуть вниз с обрыва в горах... Тянет к холодку... к обрыву...
Мы ее написали в семь с половиной дней, потратив, таким образом, на полтора дня больше, чем на сотворение мира. Несмотря на это, она вышла еще хуже, чем мир.
Варенуха пошёл в мужское отделение и, прежде всего, увидел, что пять дней тому назад выкрашенные стены исписаны неплохо сделанными карандашом рисунками половых органов, четверостишиями и отдельными очень употребительными, но почему-то считающимися неприличными, словами.
Для того, кто знает хорошо прошлое, будущее узнать не составляет особенного труда.
Лежат внутри красивые полушария с извилинами и молчат.
— Какой план рассказа?
— Хм... В одном доме жил священник...
Все заинтересовались. Праздношатающиеся подняли головы.
— Ну?
— И умер.
Фуке не был гнусным скупердяем, он был широкий, элегантный казнокрад.
Слава выглядит совсем не так, как некоторые её представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех перекрёстках.
— Вы социально опасный элемент!
— Я социально опасный тому, кто мне социально опасный, а с хорошими людьми я безопасный.
Закат, беспокойно громыхая, выжигает мне внутренности.
Рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, со щетиной окурков — пепельница.
Мы настоящие люди искусства, а потому и служим своим искусством тому, кто нам платит деньги, не вдаваясь в долгие разговоры.
Загрузка ...