Цитаты из книги “Лолита”, Владимир Набоков
(страница 2)

Упрекаю природу только в одном — в том, что я не мог, как хотелось бы, вывернуть мою Лолиту на изнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких, чете миловидных почек!

Она моя, моя, ключ в кулаке, кулак в кармане, она моя.

Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны.

Это моя Ло. А вот мои лилии.

Малолетняя деликвенточка, несмотря на прямоту и симпатичность.

Мгновение спустя я услышал шаги моей возлюбленной, бежавшей вверх по лестнице. Сердце во мне увеличилось в объеме так мощно, что едва ли не загородило весь мир.

Так пошлиною нравственности ты обложено в нас, чувство красоты.

Я в достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.

Я не терплю театра, вижу в нем, в исторической перспективе, примитивную и подгнившую форму искусства, которая отзывает обрядами каменного века и всякой коммунальной чепухой, несмотря на индивидуальные инъекции гения, как, скажем, поэзия Шекспира или Вен Джонсона, которую, запершись у себя и не нуждаясь в актерах, читатель автоматически извлекает из драматургии.

Всегда есть наслаждение в кружевной вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному.

В её бледно-серых глазах, за раскосыми стёклами незнакомых очков, наш бедненький роман был на мгновенье отражен, взвешен и отвергнут, как скучный вечер в гостях, как в пасмурный день пикник, на который явились только самые неинтересные люди, как надоевшее упражнение, как корка засохшей грязи, приставшей к её детству.

Король рыдает от радости, трубы трубят, нянька пьяна...

Мы бы предпочли никогда прежде не знать соседа — отставного торговца сосисками — если бы оказалось, что он только что выпустил сборник стихов, непревзойдённых никем в этом веке.

Такая она была добренькая, эта Рита, такая компанейская, что из чистого сострадания могла бы отдаться любому патетическому олицетворению природы — старому сломанному дереву или овдовевшему дикобразу.

Жизнь — серия комических номеров.

Крылатые заседатели! Никакой загробной жизни не принимаю, если в ней не объявится Лолита в том виде, в каком она была тогда, на колорадском курорте.

Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита.

Нет ничего ближе к опровержению основных законов физики, чем умышленная езда не по той стороне.

Я же всегда выбирал нравственную гигиену невмешательства.

Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе.