Герман Мелвилл – цитаты
(страница 3)
Ведь среди смертных нет больших тиранов, чем умирающие.
Все видимые предметы — только картонные маски. Но в каждом явлении — в живых поступках, в открытых делах — проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала.
Видел я не раз, как Страсть и Тщеславие нетерпеливо топали ножками по нашей великодушной Земле, но Земля не изменила от этого ни своего движения, ни своего полёта в пространстве.
Подлинная сила никогда не мешает красоте и гармонии, она сама нередко порождает их; во всем, что ни есть прекрасного на свете, сила сродни волшебству.
Я бы воспрянул духом, когда бы дух мой не был тяжелее свинца.
Вообще в жизнеописаниях фанатиков поражает не столько их неизмеримый самообман, сколько их неизмеримое умение обманывать и дурачить других.
Неведение – мать страха.
В нашем мире с носа ветры дуют чаще, чем с кормы.
Больная совесть – это та же рана, и ничем нельзя унять кровотечения.
Отчего все живущие так стремятся принудить к молчанию все то, что умерло?
О самом удивительном не говорят; глубокие воспоминания не порождают эпитафий.
Всякое смертное величие есть только болезнь.
Благородство всегда немного угрюмо.
Вероятно, мы, смертные, только тогда можем быть истинными философами, когда сознательно к этому не стремимся.
Невозмутимость равноценна всем светским приличиям.
Я не из тех, кто особенно беспокоится о княжеских богатствах, с меня довольно, если мир готов предоставить мне кров и пищу на то время, пока я гощу здесь.
Изысканная любезность, с какой мы получаем деньги, поистине удивительна, если принять во внимание, что мы серьезно считаем деньги корнем всех земных зол.
Какая бы не выпала мне судьба, я буду встречать её смеясь.
Я готов с полной терпимостью относиться к религии каждого человека, какова бы она ни была, при условии только, что этот человек не убивает и не оскорбляет других за то, что они веруют иначе.