Джон Фаулз – цитаты
(страница 7)
Писать — совсем не то, что рисовать. Проводишь линию — и сразу видишь, верна она или нет. А когда пишешь, каждая строка кажется правдивой, но стоит потом перечитать...
Цыгане не англичане, а следовательно, почти наверняка людоеды.
Все, что есть в мире свободного, честного, — все это заперто на замок в отвратительных тесных подвалах! Людьми, отупевшими от равнодушия.
Они мертвые... Вообще все фотографии. Когда рисуешь что-нибудь, оно живет. А когда фотографируешь, умирает.
Война — это психоз, порожденный чьим-то неумением прозревать взаимоотношения вещей. Наши взаимоотношения с ближними своими. С экономикой, историей. Но прежде всего — с ничто. Со смертью.
За цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию — одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся.
Я и позабыл, как вкусен настоящий чай; меня понемногу охватывала зависть человека, живущего на казенный счет, обходящегося казенной едой и удобствами, к вольному богатству власть имущих.
Вспомнив, как уничтожал собственные рукописи, я подумал, что красивые жесты и вправду впечатляют – если они тебе по плечу.
Отказ от содержания ради формы, от смысла – ради видимости, от этики – ради эстетики...
Я выпал из своей эпохи, но прошлое меня не принимало.
Облегчение, с каким я бросал очередную девушку, так легко было принять за жажду независимости. Пожалуй, в мою пользу говорит лишь то, что я почти не врал: прежде чем новая жертва разденется, считал своим долгом выяснить, сознает ли она разницу между постелью и алтарем.
— Разумный человек и должен быть либо агностиком, либо атеистом. И дрожать за свою шкуру. Это необходимые черты развитого интеллекта.
Солнце. Нагота. Стул. Полотенце, умывальник. Плитка на полу. Собачка. И существование обретает смысл.
Мужчины любят воевать, потому что это позволяет им выглядеть солидно. Война — единственная вещь, которая может остановить насмешки женщин над ними.
Секс — это полноправная часть жизни, ну, если хотите, род деятельности, такой же деятельности, как и всякая другая. В этом нет ничего постыдного, грязного, просто двое дарят друг другу свои тела. Это — как танец. Как игра.
Всю жизнь мне нужны были женщины. И всю жизнь они почти ничего не приносили мне, кроме горя. И больше всего — те, к кому я питал самые, так сказать, чистые и самые благородные чувства.
Все они одинаковые, эти взрослые. И вовсе не сыновья, не дочери-подростки — иные. Мы не иные, мы просто молодые. Это теперешние взрослые не такие, как раньше: изо всех сил стремятся доказать, что еще молоды, примазываются, пытаются жить нашей жизнью. Глупо, безнадежно. Не могут они быть такими, как мы. Мы не хотим этого.
Возможно, я просто довольно хорошо его узнала. Знание подноготной автоматически сближает. Даже если вам хочется, чтобы этот человек находился как можно дальше, желательно — на другой планете.
Загрузка ...