Брэм Стокер – цитаты
Совсем не приятно видеть человека, признавшегося тебе в любви, несчастным, и вот он уходит от тебя с разбитым сердцем, и ты знаешь - что бы он ни говорил в этот момент, тебя в его жизни уже не будет.
Подружки невесты радуют взор тех, кто ожидает невесту, но, когда невеста появится, их перестают замечать.
Есть причины для того, чтобы всё было так, как оно есть.
Лишь тот, кто познал ужас ночи, может понять сладость наступления утра.
Вы не думаете, что существуют вещи, которых вы не понимаете, но которые тем не менее существуют, что есть люди, которые видят то, чего другой не может видеть; но имейте в виду, существуют вещи, которых просто так не увидишь. В том-то и ошибка нашей науки, она всё хочет разъяснить, а если это не удаётся, утверждает, что это вообще не поддаётся объяснению.
Нельзя, чтобы он заметил, какой плаксой я стала. Это, по-моему, одно из главных заповедей, которые мы, бедные женщины, должны твёрдо усвоить.
Жизнь — не что иное, как ожидание чего-то большего, чем здешняя суета, а смерть — единственное, на что мы и впрямь надеемся.
Мне кажется, есть нечто в самой природе женщины, что позволяет мужчинам открывать им душу, делиться чувствами, не испытывая при этом унижения мужского достоинства.
Как счастливы те, жизнь которых проходит без страха, без ужасов, для которых сон является благословением ночи и не доставляет ничего, кроме сладких сновидений.
Как приятно было видеть бегущие по небу облака, а в просветах мерцание лунного света — не так ли чередуются радости и горести в человеческой жизни?
Порою мне кажется, что мы все сошли с ума и вылечит нас только смирительная рубашка.
Никто, кроме женщины, не может помочь мужчине, когда у него сердечное горе, а его некому утешить.
Сумасшествие легче перенести, чем такую действительность.
Сочувствие хоть и не может изменить обстоятельства, зато может их сделать более сносными.
Если мне суждено принять смерть от чьей-либо руки, то пусть это будет рука того, кто любит меня сильнее всех.
Не забывайте старой истины — спешить надо медленно.
Я так долго был хозяином, что и впредь им буду — или, по крайней мере, никто никогда не будет моим хозяином.
История века представляет собой не что иное, как бесконечное повторение истории часа, а история человеческой жизни — многократно повторенная история момента.
Как странно, что именно то, к чему я относился враждебно и на что привык смотреть как на идолопоклонство, в дни одиночества и тревоги является моей единственной опорой и утешением.