Цитаты из книги “Архипелаг ГУЛАГ”, Александр Солженицын

Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости.

Никто из людей ничего не знает наперёд. И самая большая беда может постичь человека в наилучшем месте, и самое большое счастье разыщет его — в наидурном.

Тогда и тяжело говорить, когда слишком много есть, что сказать.

Ревность — это оскорбленное самолюбие. Настоящая любовь, лишившись ответа, не ревнует, а умирает, окостеневает.

Вероятно, достойный суд есть самый поздний плод самого зрелого общества.

И пока не будет в стране независимого общественного мнения — нет никакой гарантии, что всё многомиллионное беспричинное уничтожение не повторится вновь.

Великая ли мы нация, мы должны доказать не огромностью территории, не числом подопечных народов, но величием поступков.

Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости.

Память — это единственная заначка, где можно держать написанное, где можно проносить его сквозь обыски.

Совокупный страх приводил к верному сознанию своего ничтожества и отсутствия всякого права.

Высшее достижение суда: когда порок настолько осуждён, что от него отшатывается и преступник.

Политический заключенный — это тот, у кого есть убеждения, отречением от которых он мог бы получить свободу. У кого таких убеждений нет — тот политическая шпана.

Продавщица, принимая товар от экспедитора, записывала его на газетном листе, другой бумаги не было. Число кусков мыла пришлось на лоб товарища Сталина. 58-я, 10 лет.

Смирная овца волку по зубам.

Колыма была — самый крупный и знаменитый остров, полюс лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент.

Идут десятилетия — и безвозвратно слизывают рубцы и язвы прошлого.