Цитаты из книги “Архипелаг ГУЛАГ”, Александр Солженицын

Колыма была — самый крупный и знаменитый остров, полюс лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент.

Идут десятилетия — и безвозвратно слизывают рубцы и язвы прошлого.

Смирная овца волку по зубам.

Совокупный страх приводил к верному сознанию своего ничтожества и отсутствия всякого права.

Продавщица, принимая товар от экспедитора, записывала его на газетном листе, другой бумаги не было. Число кусков мыла пришлось на лоб товарища Сталина. 58-я, 10 лет.

Политический заключенный — это тот, у кого есть убеждения, отречением от которых он мог бы получить свободу. У кого таких убеждений нет — тот политическая шпана.

Память — это единственная заначка, где можно держать написанное, где можно проносить его сквозь обыски.

Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости.

Великая ли мы нация, мы должны доказать не огромностью территории, не числом подопечных народов, но величием поступков.

Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости.

И пока не будет в стране независимого общественного мнения — нет никакой гарантии, что всё многомиллионное беспричинное уничтожение не повторится вновь.

Ревность — это оскорбленное самолюбие. Настоящая любовь, лишившись ответа, не ревнует, а умирает, окостеневает.

Тогда и тяжело говорить, когда слишком много есть, что сказать.

Вероятно, достойный суд есть самый поздний плод самого зрелого общества.

Никто из людей ничего не знает наперёд. И самая большая беда может постичь человека в наилучшем месте, и самое большое счастье разыщет его — в наидурном.

Высшее достижение суда: когда порок настолько осуждён, что от него отшатывается и преступник.