Александр Николаевич Островский – цитаты
(страница 3)
Есть ли на свете горчее сиротских слез?
У нас общественного мнения нет, мой друг, и быть не может.
— Извините за нескромный вопрос!
— Коли очень нескромный, так не спрашивайте.
Да разве жизнь-то мила только деньгами, разве только и радости, что в деньгах? Сама-то жизнь есть радость, всякая жизнь — и бедная, и горькая — все радость...
Зависть да ревность — опасные чувства; мужчины это знают хорошо и пользуются вашей слабостью. Из зависти да из ревности женщина много дурного способна натворить.
Никто души моей не знает,
И чувств не может описать.
Легко сказать – бросить! Тебе это, может быть, все равно; ты одну бросишь, а другую найдешь. А я не могу этого! Уж я коли полюбил...
Люблю очень с детьми разговаривать — ангелы ведь это.
Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду.
Вот красота-то куда ведет. Вот, вот, в самый омут!
— Быть может, я ошибаюсь, но мне всегда казалось, что женщины отдают явное и очень обидное предпочтение людям нестрогой нравственности и даже иногда порочным перед людьми чистыми. Мало того, к людям совершенно чистым они показывают какую-то ненависть. Извините, мне так кажется.
— И ты думаешь, что сказал что-нибудь очень ужасное про женщин, что-нибудь очень обидное для нас? Так знай же, что женщины совершенно правы в этом случае, — потому что нет более несносных деспотов, как вы, люди чистые. Вы создаёте в своем воображении каких-то небывалых богинь, да потом и сердитесь, что не находите их в действительности. Вы, чистые натуры, не только не прощаете, но даже готовы оскорбить любимую женщину, если она не похожа на те бледные, безжизненные шаблоны, которые созданы вашим досужим воображением.
Любви золотом не купишь.
Мне равнодушно нельзя оставаться: надо либо плакать, либо смеяться.
Я хочу сохранить за собой дорогое право глядеть всякому в глаза прямо, без стыда, без тайных угрызений.
— Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
— Нет, одним только.
— Немного.
— Зато дорогим.
— А именно?
— Он любит меня.
— Да ведь есть же разница между добром и злом?
— Говорят, есть какая-то маленькая; да не наше это дело.
— Бывают в жизни артиста минуты, когда он стремительно спешит к своей цели, как из лука стрела. Остановить его — напрасный труд!
— Когда же эти минуты бывают?
— Когда загремят ножами и вилками и скажут: закуска готова.
— Одолжите сигарочку!
— Из каких тебе?
— Да я уж постоянно один сорт курю.
— Какие же?
— Чужие.
— Во-первых, он весел и остроумен, а вы все скучны; во-вторых, он хоть дрянь, но искренен: он себя за дрянь и выдает; а вы все, извините меня, фальшивы.
Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие!