Цитаты из книг
(страница 4)
В мире одна лишь вещь хуже насилия – это капитуляция перед насилием.
Кошка никогда не подружится с тем, кто не способен полюбить её. Кошки никогда не ошибаются в людях.
Как мало дано человеку знать о другом человеке. Даже если он внимательно слушает. Даже если ничего не забывает.
Люди сильные вольны делать почти всё, что пожелают, но даже самые сильные люди не вольны желать всё, чего им хочется.
Люди в большинстве своём не живут для чего-то. Они живут. И точка.
Человек занимается своим делом, если у него есть это дело и если он сам личность. Если же этого нет, пустота собственной жизни заставляет его со всем пылом заниматься другими людьми.
Когда в душе человека скопляется уже слишком много отчаяния и горя, они либо доводят до сумасшествия и самоубийства, либо же сами себя притупляют — своею собственной силой и бесконечностью, так что человек наконец деревенеет как-то и доходит до абсолютного равнодушия ко всему на свете и прежде всего к собственной персоне.
Привычка — дело великое! Но паче всего и легче всего можно привыкнуть к человеческому горю и страданию. В подобной школе человек скорее всего становится закоренелым циником.
Взгляды, знаете ли, бывают различны, и мнения разноречивы, — это даже в английском парламенте случается.
Такая, значит, линия и такой предел, что ничего не поделаешь, окромя того, что опохмелиться человеку беспременно надо.
Истинная бедность и нищета прежде всего совестлива, застенчива и робка.
Человек, кажется, не может зачерстветь и одеревенеть до такой степени, чтобы не питать хотя сколько-нибудь живого чувства к живому существу. Часто человеконенавидцы привязываются к какой-нибудь собаке, кошке и т.п.
Едва ли что более способно надоесть и вывести из себя человека, чем эта вечная предупредительная и тонкая любезность.
Недаром же у нас и пословица в народе сложилась: "От сумы да от тюрьмы не зарекайся", — пословица, горький и страшный смысл имеющая: она — безнадежный плод бедности, горькой нужды с нищетою, но еще более того — отчаянный плод бесправья и произвола.
У русского человека в сивушно-пьяном образе все его мысли главнейшим образом и почти постоянно сосредоточиваются и путаются около одного представленья о том, что он может, и чего не может, а также и о том, что могут и чего не могут другие. Это почти общая характеристическая черта.
Ничто столько не способствует к умножению в человеке гордости, важности и самолюбивого апломба, как сознание своих преклонных лет, своей почтенной и безукоризненной старости.
Последняя любовь пожилой красавицы и первая любовь семнадцатилетней девушки — две разительные крайности, которые, однако, сходятся между собою в этом пылком самоотвержении.
Женщина — как она ни называйся, к какому народу ни принадлежи, какой вражды ни чувствуй, племенной или политической, все-таки останется женщиной, всегда и прежде всего женщиной, у которой есть своя женская сторона чисто женского самолюбия, и этой-то женщине прежде всего нравится суетно-гордое сознание, что ее любят
Люди всегда склонны обманывать и себя и других тем, чего у них не хватает.
У него в детстве не было детства, не было того, что мы привыкли обыкновенно понимать и называть детством. Оттого и в юные годы у него не было юности. У него не было детства, говорим мы, и оттого никогда впоследствии не было зрелости.
Загрузка ...