Эрих Мария Ремарк – цитаты
(страница 26)
Больше всего ранит мелкая, а вовсе не большая несправедливость.
Мне рассказывали, будто в Индонезии существует обычай время от времени менять имя. Когда человек чувствует, что он устал от своего прежнего «я», он берет себе другое имя и начинает новое существование. Хорошая идея!
Страх перед неизвестным — это одно; совсем другое, когда он принимает осязаемую форму. Ощущение страха вообще можно победить выдержкой или какой-нибудь уловкой. Но если видишь, что тебе грозит, тут плохо помогают и навыки, и психологические ощущения.
Судьба спускает дураку только до поры до времени. Затем следует предупреждение. Тому, кто не внемлет, она наносит удар.
Странная вещь — физическое превосходство. Это самое примитивное, что есть на свете. Оно не имеет ничего общего со смелостью или мужеством. Револьвер в руках какого-нибудь калеки сразу сводит это превосходство на нет. Все дело просто в количестве фунтов веса и мускулов. И всё же чувствуешь себя обескураженным, когда перед тобой вырастает их мертвящая сила. Каждый знает, что подлинное мужество — это нечто совсем другое и что в минуту настоящего испытания гора мускулов может вдруг жалко спасовать.
Справедливость — это вообще роскошь, о которой можно говорить только в спокойные времена.
Когда делаешь то, чего от тебя не ждут, обычно всегда добиваешься желаемого — это я знал по опыту.
В панике человеку кажется, что на него направлены все прожекторы и весь мир только тем и живет, чтобы найти его.
Каждое судно, покидавшее Европу в эти месяцы 1942 года, было ковчегом. Америка высилась Араратом, а потоп нарастал с каждым днём. Он давно уже затопил Германию и Австрию, глубоко на дне лежали Прага и Польша; потонули Амстердам, Брюссель, Копенгаген, Осло и Париж; в зловонных потоках задыхались города Италии; нельзя было спастись уже и в Испании.
Пустая, мрачная одержимость — это знамение нашего времени. Люди в истерии и страхе следуют любым призывам, независимо от того, кто и с какой стороны начинает их выкрикивать, лишь бы только при этом крикун обещал человеческой массе принять на себя тяжёлое бремя мысли и ответственности. Масса боится и не хочет этого бремени. Но можно поручиться, что ей не избежать ни того, ни другого.
Ему нужно панцирное мировоззрение, как корсет толстой бабе, иначе он расплывется.
— Впрочем, мы все, конечно, умрём.
— Да. Но никто в это не верит.
Мы жили вне времени. Если всё затоплено чувством, места для времени не остается.
Бытие дервиша лучше мещанского постоянства.
Воспоминания, которые не причиняют боли и не беспокоят, как раз и есть эхо.
Она еще не сдалась, но уже не боролась.
Даже странно, до какой степени одни и те же слова могут казаться то истиной, а то ложью.
Чтобы от себя убегать, надо знать, кто ты такой. А так получается только бег по кругу.
Несчастлив бываешь, когда близкий человек умирает, но не когда он уходит, пусть даже надолго, пусть навсегда.
Я осколок, в котором иногда отражается солнце.