Всеволод Крестовский – цитаты
Когда в душе человека скопляется уже слишком много отчаяния и горя, они либо доводят до сумасшествия и самоубийства, либо же сами себя притупляют — своею собственной силой и бесконечностью, так что человек наконец деревенеет как-то и доходит до абсолютного равнодушия ко всему на свете и прежде всего к собственной персоне.
Привычка — дело великое! Но паче всего и легче всего можно привыкнуть к человеческому горю и страданию. В подобной школе человек скорее всего становится закоренелым циником.
Взгляды, знаете ли, бывают различны, и мнения разноречивы, — это даже в английском парламенте случается.
Такая, значит, линия и такой предел, что ничего не поделаешь, окромя того, что опохмелиться человеку беспременно надо.
Истинная бедность и нищета прежде всего совестлива, застенчива и робка.
Человек, кажется, не может зачерстветь и одеревенеть до такой степени, чтобы не питать хотя сколько-нибудь живого чувства к живому существу. Часто человеконенавидцы привязываются к какой-нибудь собаке, кошке и т.п.
Едва ли что более способно надоесть и вывести из себя человека, чем эта вечная предупредительная и тонкая любезность.
Недаром же у нас и пословица в народе сложилась: "От сумы да от тюрьмы не зарекайся", — пословица, горький и страшный смысл имеющая: она — безнадежный плод бедности, горькой нужды с нищетою, но еще более того — отчаянный плод бесправья и произвола.
У русского человека в сивушно-пьяном образе все его мысли главнейшим образом и почти постоянно сосредоточиваются и путаются около одного представленья о том, что он может, и чего не может, а также и о том, что могут и чего не могут другие. Это почти общая характеристическая черта.
Ничто столько не способствует к умножению в человеке гордости, важности и самолюбивого апломба, как сознание своих преклонных лет, своей почтенной и безукоризненной старости.
Последняя любовь пожилой красавицы и первая любовь семнадцатилетней девушки — две разительные крайности, которые, однако, сходятся между собою в этом пылком самоотвержении.
Женщина — как она ни называйся, к какому народу ни принадлежи, какой вражды ни чувствуй, племенной или политической, все-таки останется женщиной, всегда и прежде всего женщиной, у которой есть своя женская сторона чисто женского самолюбия, и этой-то женщине прежде всего нравится суетно-гордое сознание, что ее любят
Люди всегда склонны обманывать и себя и других тем, чего у них не хватает.
У него в детстве не было детства, не было того, что мы привыкли обыкновенно понимать и называть детством. Оттого и в юные годы у него не было юности. У него не было детства, говорим мы, и оттого никогда впоследствии не было зрелости.
Горе человеку, не знающему женской хорошей любви, но бесконечно горшее горе – никогда не знавшему материнской ласки.
Обвинить легко, очень легко – гораздо легче, чем вдуматься и вникнуть в причину вины, разыскать предшествовавшие «подготовительные и предрасполагающие» обстоятельства.
Известно, что ни одно самолюбие не способно расширяться до таких безобразно громадных, невыносимых размеров, как самолюбие холопа, пробивающегося из своей колеи в денежное барство.
Странно судьба распоряжается с людьми: она не может дать им полного счастия и всегда вставит в жизнь человеческую какую-нибудь вечную колючку, которая имеет назначение отравлять собою источник человеческих радостей.
Чему хочется верить, тому веришь так охотно!
Загрузка ...