Василий Розанов – цитаты
(страница 2)

Демократия — это способ, с помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет неорганизованным большинством.

Счастливую и веселую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна.

Любовь подобна жажде. Она есть жаждание души тела, то есть души, коей проявлением служит тело.

Главный лозунг печати: проклинай, ненавидь и клевещи.

Не выходите, девушки, замуж ни за писателей, ни за учёных. И писательство, и учёность — эгоизм. И вы не получите «друга», хотя бы он и звал себя другом. Выходите за обыкновенного человека, чиновника, конторщика, купца, лучше бы всего за ремесленника. Нет ничего святее ремесла. И такой будет вам другом.

Кто пробуждает в нас понимание, тот возбуждает в нас и любовь.

Сильная любовь кого-нибудь одного делает ненужной любовь многих.

Всякая любовь прекрасна. И только она одна и прекрасна. Потому что на земле единственное «в себе самом истинное» – это любовь. Любовь исключает ложь: первое «я солгал» означает: «я уже не люблю», «я меньше люблю». Гаснет любовь – и гаснет истина. Поэтому «истинствовать на земле» значит постоянно и истинно любить.

В минуте иногда больше содержания, чем в годе. А когда приходит смерть, то в её минуте столько содержания, сколько было во всей жизни.

Дешёвые книги — это некультурность. Книги должны быть дороги. Это не водка.

Пушкину и в тюрьме было бы хорошо. Лермонтову и в раю было бы скверно.

Страшно, когда наступает озноб души... Душа зябнет.

Смерть есть то, после чего ничто не интересно.

Супружество — как замок и дужка: если чуть-чуть не подходят — то можно только бросить.

Почти общий закон развращенности — неспособность к сильной любви, непременной и роковой. Отличительная черта развращенного человека — что он безличен в сношениях своих с женщинами. Для него есть удовольствие, но нет привязанности.

Каков же итог жизни? Ужасно мало смысла.

Души в вас нет, господа: и не выходит литературы.

Всякий человек имеет своё пьянство.
— У тебя, Василий Васильевич?
— Пьянство литературы.

Не «мы мысли меняем как перчатки», но, увы, мысли наши изнашиваются, как и перчатки. Широко. Не облегает руку. Не облегает душу. И мы не сбрасываем, а просто перестаем носить. Перестаем думать думами годичной старости.

Чем я более всего поражен в жизни? И за всю жизнь? Неблагородством. И — благородством. И тем, что благородное всегда в унижении. Свинство почти всегда торжествует. Оскорбляющее свинство.