Цитаты из книги “Поющие в терновнике”, Колин Маккалоу

В каждом из нас есть что-то такое — хоть кричи, хоть плачь, а с этим не совладать. Мы такие как есть и ничего тут не поделаешь.

Совершенство в чем бы то ни было — скука смертная! Что до меня, я предпочитаю толику несовершенства.

Не понимаю, откуда у тебя такая власть над моим несуществующим сердцем?

— Почему вы ее так не любите?
— Потому что ее любите вы.

Все деревья кажутся одинаковыми лишь тем, кто не знает, как сердце может отметить и запомнить в бескрайних лесах одно единственное дерево.

Пусть я буду гореть в аду рядом с тобой, но я знаю, какая адская мука уготована тебе — вечно гореть бок о бок со мной в том же огне и видеть, что я вечно остаюсь к тебе равнодушен.

Как это страшно, что один единственный человек так много значит, так много в себе воплощает.

— Не расстраивайся, деточка. С тобой Господь Бог обошелся очень великодушно — не дал мозгов. Поверь, без них куда удобнее.

Невыносимо — согласиться и под конец быть отвергнутой раз и навсегда. Куда лучше отвергнуть самой.

Может быть, старческое слабоумие дается как милость тем, кто не в силах посмотреть в лицо своему прошлому.

Я сама так устроила свою судьбу, мне некого винить. И ни о единой минуте не жалею.

Всё чувствовать, на всё откликнуться — и от всего отказаться.

И она всё твердила себе: всё пройдёт, время исцеляет раны, — но не верила в это.

Никому и никогда не испытать чужую боль, каждому суждена своя.

Жизнь обратно не повернёшь, что было, то прошло.

Память неосязаема, как ни старайся, подлинное ощущение не вернёшь, остаётся лишь призрак, тень, грустное тающее облако.

В старости тоже есть смысл. Она даёт нам перед смертью передышку, чтобы мы успели сообразить, почему жили так, а не иначе.

Когда боль немножко притупится, и воспоминания утешают.

Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет её кинуться на остриё и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает её сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И всё равно грудью на тернии. Так будет всегда.

Понять, в чём ошибка, ещё не значит её исправить.